Чтобы не потерять.
25.07.11 - 30.09.11 12:41.
lasthope, флинтвуд, слэш, PG-13
читать дальше
10 мая 1998 года
Извини, что так долго и сумбурно. Я совершенно запутался во времени, даже не знаю какое сегодня число и день недели. Еле отыскал чистый пергамент и перья, здесь, в Мунго, их почему-то недостаток.
Если сказать честно, я не знаю с чего начать и чем тебя заинтересовать, ведь я оторван от внешнего мира уже больше недели (так мне только что сказала целительница). Знаю только, что меня чем-то зацепило тогда...ну, ты помнишь. А на следующий день я уже оказался здесь. Говорят, особо ничего серьезного, но на полное восстановление потребуется еще около недели, но я не уверен. Я еще долго спать не смогу спокойно. Мне каждую ночь снится. И школа, и кровь, и трупы. Какая уж тут неделя? За год бы свыкнуться.
Фреда недавно похоронили, но на похоронах я не был. До сих пор поверить не могу, что его нет. Кажется, только вчера с ними познакомился, в гостиной сидели, смеялись, в квиддич играли вместе. Не верю, что он там среди всех лежал мертвый. Даже не знаю, как Джорджу в глаза смотреть, как ободрить и поддержать.
Почему все так, а? Ты ведь знаешь, скажи мне. Иногда мне кажется, что все могло быть по-другому. Напиши, как у тебя дела и что будет дальше.
Буду ждать ответа.
О.В.
P.S. Пожалуйста, покорми мою сову. Она любит печенье.
12 мая 1998 года
Здравствуй.
Не надеялся, что ты напишешь. Честно говоря, не знал, жив ли ты вообще, говорят, много погибших было с того дня. Тот парнишка, которого ты нес… надеюсь, с ним все в порядке.
Жаль Уизли, сочувствую. Как поправишься – проведай его семью, и не нужно искать слов утешения, уверен, ему от этого будет только хуже. Не зацикливайся на этом, пожалуйста.
Я жив-здоров, хромал поначалу, упал с одной из школьных лестниц при обвале. Поводов для беспокойства нет. Ребята отпоили чем-то, я даже боли не чувствовал. К слову, эта дрянь спасает и от дурных снов. Может, мне стоит тебя похитить из госпиталя и лечить у себя?
Мы практически отрезаны от мира. Нотт по вечерам приносит газеты трехдневной давности, так и узнаем новости. От однообразной еды уже тошнит, как и от чувства постоянной тревоги, хочется надеяться, что скоро сменим место жительства. Признаться, сам не знаю, как нам удалось уйти оттуда, всех старших повязали. Первые дни ждал, что за нами придут авроры, но все обошлось, кажется.
Рад, что ты в порядке. На твой вопрос ответить не могу, прости. Это не от нас зависит, сам знаешь.
Кстати, ты мне должен десять галлеонов за физический ущерб: печенья у меня не нашлось, а твоей сове не понравились хлебные корочки. Укусила, зараза.
Не пропадай, капитан.
Ф.
22 мая 1998 года
Меня выписали и я дома, только это отчего-то не радует. Одно хорошо - смогу писать тебе почаще. Надеюсь, ты поумнел с нашей последней встречи (не той, что была в начале мая, а до) и сжигаешь письма?
Через пару дней возобновлю тренировки в общем составе, скучать будет некогда. Правда, тренер немного не в себе. Наши загонщики нанесли ему сдвоенный удар, случайно, и он стал какой-то странный.
О! А ты знаешь, появилась новая модель метлы! Говорят, стоящая. Надо будет выбрать время и съездить, посмотреть. Прислать тебе колдографию? Или ты уже этим не интересуешься?
Особых новостей пока не слышно. Школу восстанавливают. Профессор МакГонаггал теперь директор. Надеюсь, у нее появится больше дополнительной работы и она никого не будет отправлять чистить награды или котлы за драки в раздевалке.
Министром назначен Кингсли Шеклболт, ты, наверное, наслышан. По моему мнению ничего выдающегося, но это лучше, чем ничего. Все те законы, касающиеся полукровок и магглорожденных, отменены. Последним вернули полную свободу.
Министерство помешалось на безопасности. В связи с поимкой "ваших", в Азкабан направлены многие авроры. Дементорам там тоже работа нашлась.
Никого уже целенаправленно не ищут, кого нужно арестовали сразу же, кого-то при обысках. Но, ты знаешь, охрану установили даже в Хогсмиде. На всякий, наверное, случай, поэтому, будь осторожен, ладно? А то в Азкабан моих писем не пропустят.
Береги себя.
О.В.
P.S. Денег я решил не посылать. Я помню, ты транжира. Зато высылаю свежий номер "Пророка" и печенье.
24 мая 1998 года
С выпиской! Осторожно на тренировках, ты только выздоровел. Сшибут с метлы – тренера переплюнешь со странностями. Кстати, а кто тренер?
Я, наверное уже не сяду на метлу. Тоскую иногда, но думаю, переживу. Колдографию присылай. Можешь сфотографироваться рядом с метлой, хоть увижу тебя.
Насчет школы слышал, никто не сомневался в том, что директором станет старая кошка. Жаль наш факультет, начнется травля. Удивлен, что Слизерин ещё не закрыли, мало кто остался доучиваться, а первогодок по пальцам одной руки пересчитать можно, насколько я помню. Про министра слышал так же, это была первая новость из внешнего мира.
У нас всё по-прежнему, недавно перебрались на новое место. На старом едва не поймали, мы едва не потеряли Хиггса, помнишь нашего ловца? Та баба их Холихедских Гарпий едва не отсекла ему голову режущим заклятием при побеге, мразь такая. А в плане квиддича она плохой охотник, целилась бы лучше. Отделались легким испугом.
За печенье спасибо, заботишься о своей сове. Скормил ей полпачки, оставшиеся съел Нотт. В следующий раз можешь прислать котел с супом, мы оценим.
А вот с Азкабаном ты меня расстроил, я как раз подумывал о камере. Там, по крайней мере, кормить будут вовремя. Отмотал бы срок и на свободу, а?
Как у тебя на личном фронте? Жениться не думал ещё? Я недавно представлял тебя в мантии жениха, только невесту представить рядом не смог, увы. Мантия невесты бы тебе тоже подошла.
Будь осторожен с письмами и с совами.
Ф.
24 мая 1998 года, тем же вечером
Очень смешно. Вижу ты заимел отменное чувство юмора. Надеюсь, по вечерам тебе и твоим ребятам скучать не приходится. Веселишь их своими шутками, а? Сделай одолжение, не читай в "Пророке" раздел юмор.
А печенье было для тебя, олух!
Ты что, правда, беспокоишься обо мне?
О.В.
25 мая 1998 года
А вот ты не изменился даже, это радует. Когда-нибудь мы с тобой встретимся, и я тебя совсем не узнаю, пугает немного. Если бы не письма, я бы потерял ощущение того, что ты ещё... Неважно.
Насчет мантии невесты - извини, глупо. Но я представил, и знаешь, неплохо так.
Пришли ещё печенья, чтобы действительно для меня.
Ф.
P.S. Беспокоюсь.
26 мая 1998 года
С чего бы мне меняться? Это у тебя характер еще тот, совсем отвратный. Вот ты и меняйся в лучшую сторону, тебе нужнее.
У меня складывается впечатление, поправь меня, если это не так, - у тебя новая фантазия? Я смотрю, ты там, где бы ты ни был, времени даром совсем не теряешь. Займись лучше делом.
Избавь себя от этого. Но мне приятно, честно.
О.В.
P.S. Снова высылаю печенье. Не вздумай скормить его Нотту, съешь сам.
8 июня 1998 года
Извини, что долго не отвечал, переезжали. Жаль не могу показать тебе, как тут здорово. Живем всемером, с едой уже особых проблем нет, тут даже выпивку достать можно, представляешь. Единственное - комары по ночам мучают похлеще круциатуса. Пришли в следующий раз средство от кровососов, а то я не помню никаких заклинаний против этих тварей.
Слышал, Хогсмид восстанавливают. Помнишь комнатку на втором этаже Кабаньей головы? Хотелось бы наведаться туда как-нибудь ещё.
Тебе не нравится мой характер? Странно, никто не жаловался. Пришли мне список претензий, я рассмотрю на досуге.
Как идут тренировки? Что там с колдографией метлы? Я все ещё жду.
Ф.
P.S. Полпачки печенья снова слопала твоя прожорливая сова, присылай побольше! Я люблю овсяное.
9 июня 1998 года
Я уже было подумал, что тебя и правда забрали в Азкабан. Не пугай так больше, а то ни печенья, ни газет больше не получишь! Я серьезно.
Рад, что вам удалось перебраться на новое место. Надеюсь, без происшествий? Комаров можно убивать всем известным непростительным проклятьем, не могу поверить, что ты его забыл. И как еще тебя наградили Меткой? Это было очень безответственно.
Да, Хогсмид и правда восстанавливают, большинство магазинов вновь открыто и, наверное, кишмя кишат первокурсниками, говорят, в этом году их было не так много. Кабанью голову я помню, такое не забывается. [Тут Оливер улыбнулся сам себе, но быстро нашелся, поджал губы и продолжил писать.]
На счет твоего характера лучше поговорить при личной встрече, а то, боюсь, список может получиться слишком длинным и ты обидишься. А так, я смогу найти хоть какие-то слова утешения.
С тренировками ничего нового, очень устаю и выматываюсь. Сейчас дописываю последние строчки тебе, выпроваживаю сову и ложусь спать. Но так даже лучше, не остается времени, чтобы думать о погибших.
Колдографии, к сожалению, не будет, можешь не ждать. Зато можешь полюбоваться на Лестрейнджа и остальных, вышлю тебе вырезку из газеты. Их приговорили к Поцелую дементора.
О.В.
P.S. Извини, что так скучно и второпях, но я действительно устал.
*
Снег шел всю неделю. Падал пушистыми хлопьями на крыши многочисленных башенок, носился по коридорам, где не было окон, танцевал во дворе. Скучая за партой и смотря на все это великолепие, Оливер Вуд грел маленькую надежду в своем сердце, словно озябшего голубя, что в ближайшие выходные ему все же удастся выйти на улицу, сбегать в Хогсмид и поймать ртом так много снежинок, сколько хватит для того, чтобы вновь оказаться в Больничном крыле. Время тянулось медленно, как тягучая карамель с рождественского пирога, и наступившие выходные оживили заснеженный двор школы, наполнив его веселым шумом, гамом, раскрасневшимися лицами и разноцветными шапками с помпонами. Оливер решительно спускался по лестнице из башни своего факультета, кутаясь в бордово - золотистый шарф, щедро намотанный вокруг шеи в несколько раз и держа в руке что-то красное, бесформенное и крупной вязки. Его простуда, которую мадам Помфри так бережно лечила всю неделю, почти отступила, но новоиспеченный гриффиндорский капитан (он получил значок только в этом учебном году) героически собирался подхватить ее снова. Проскользнув мимо близнецов и Ли Джордана в холле, старательно пряча красное и бесформенное за спиной, Ол вышел на улицу и вдохнул полной грудью свежего утреннего морозного воздуха через рот. Глаза отчего - то заслезились, а горло будто покрылось легкой изморозью изнутри, что стало трудно дышать. Но ему этого только и нужно было. Оливер широко улыбнулся и, пройдя несколько метров, забирая вправо, завернул за угол, где его уже поджидала высокая и скукожившаяся от холода, как многолетняя луковица, фигура Маркуса Флинта. Флинт был без шапки и перчаток, мерз, наверное, страшно, но стоически зажимал между побелевших пальцев странную палочку, то и дело, поднося ее ко рту, втягивая из нее что-то и выпуская едкий дым. Подошедший ближе Оливер сразу же закашлялся, недоуменно уставившись на слизеринца с непонятной штуковиной в руках.
- Что это у тебя? – Без приветствий и обращений, поинтересовался Вуд, с нескрываемым удивлением рассматривая странную тлеющую палочку.
- У грязнокровок отобрал. Сигареты. Хочешь? – Хихикая над Оливером, как над дурачком, предложил Флинт, вытаскивая из кармана мантии пачку с десятком таких же.
- Воняет как, - поморщился Вуд, воротя нос и отпихивая протянутую руку, а потом, заявляя, - не хочу! – Флинт только усмехнулся и продолжил выпускать дым, привалившись плечом к промерзшему камню, замолчал. Ол тоже молчал, ждал, пока тот закончит, попутно подбирая слова как бы навязать ему красное и бесформенное, что все еще держал в руке за спиной все это время.
- А у тебя там что? – Вдруг оживился Флинт, ловко трансфигурируя то, что осталось от дымящейся палочки в смятый клочок пергамента. Вуд помедлил с ответом, уставившись на магию слизеринца, ведь он-то думал, что Флинт вообще не умеет колдовать.
- Это? Это тебе принес, чтобы не холодно, - Вуд растянул улыбку шире собственных ушей и развернул то красное, бесформенное, крупной вязки в шапку, при виде которой Флинта аж перекосило. Но Оливер это не заметил и одним движением, как ловят бабочку в сочок, водрузил свою шапку на голову слизеринца, плотно натягивая на уши, чтобы не замерз наверняка и, отойдя на один шаг назад, снова улыбнулся, гордясь и любуясь.
Флинту не понадобилось много времени, чтобы придти в себя и гневно стащить с головы добродушный подарок. Оливер было испугался и отошел еще на шаг назад, думая, что Флинт, дышащий как норвежский дракон, ему точно врежет, но тот лишь опасно фыркнул и со злостью сунул шапку в свой карман, оставив торчать лишь одну балаболку.
Не оценив подарка, Флинт первым вспомнил о цели утреннего сбора за школьным углом и зашагал по вытоптанной дорожке, выходя уже на расчищенную, безлюдную дорогу ведущую прямиком в Хогсмид. Оливер молча пошел за ним, правда, чуть поодаль. Сначала ловил ртом снежинки, потом смотрел то в спину Флинта, то на несчастную красную балаболку, сиротливо торчащую из его кармана, потом думал о сладостях в «Сладком королевстве» и так, пока не врезался в Флинта, остановившегося перед «Кабаньей головой».
- Зайдем? – обернувшись, предложил слизеринец, смело и многозначительно глядя на гриффиндорца, мысли которого всего еще были там, между полками со сладостями.
- Я простыл, у меня горло болит, - сначала неопределенно промычав, а потом, уже ответив, Ол подергал себя за шарф, демонстрируя, что он действительно болен.
- Тогда просто выпьем, - решил за него Флинт и, бесцеремонно подхватив под локоть, затолкал внутрь.
9 июня 1998 года, тем же вечером
Здравствуй!
Решил не затягивать с письмом на этот раз, еле нашел кусок пергамента. Про перо и чернила вообще молчу, думал уже писать прутиком и кровью. Не поверишь, в этом доме нельзя ничего найти! Особенно еду, она у нас никогда не задерживается. Я не знаю, у кого бездонный желудок, у Хиггса или у Деррика.
Про комаров ты так хорошо пошутил, мы с ребятами два дня не спали – все пытались поймать мерзких тварей на аваду. С завтрашнего дня будем пробовать Империус: вдруг подчинятся и свалят к мерлиновой бабушке?
На днях видел тебя в газете, правда, газета была четырехдневной давности. А ты пишешь, чтобы не ждал колдографий! Хотя, это колдографией назвать трудно: видимо, снимали во время игры, все игроки размазаны, ты так вообще размытая звезда с оттопыренными конечностями. Как тебе новая позиция?
Я тут подумал, неплохо было бы нам с тобой встретиться. Место встречи оставить прежним, а время уточню, как только ты согласишься. [несколько слов, тщательно замазанных чернилами] Ты ведь согласишься?..
Высылаю тебе пучок лекарственных трав, сваришь себе зелье потенции [зачеркнуто] быстрого заживления, от ушибов хорошо помогает. Без шуток.
Ф.
*
Дверь лазарета была плотно прикрыта. Ещё не дойдя до неё, Флинт почувствовал запах трав и зелий. Больничное крыло от кабинета зельеварения отличало то, что в последнем было темно и душно, а с подсобки несло сыростью и запахом плесени. Маркус осторожным шагами шагами подошел к двери и прислушался: было тихо. Сжав в руке сверток в коричневой матовой бумаге, он приоткрыл её и осторожно проскользнул внутрь.
Солнечные блики отражались на всех светлых поверхностях: на потолке, на ширмах, на стенах, на покрывалах. Солнечные зайчики плясали на стеклянных вазах у прикроватных тумбочек и отскакивали на стены разноцветной радугой. Аккуратно заправленные кровати стояли в ряд у стены, единственной занавешенной оказалась та, что стояла у окна. За плотной тканью угадывался темный неподвижный силуэт, принадлежавший вратарю гриффиндорской сборной: кроме него никто не получил травму в утреннем матче.
Как можно тише ступая, Маркус пошел к ширме, то и дело оглядываясь: время было послеобеденное, мадам Помфри относилась неодобрительно к посетителям в тихий час. Но в остальное время Вуда навещали многочисленные друзья-гриффиндорцы, малолетние поклонницы и товарищи по команде, а появляться на глазах у этой разношерстной сочувствующей толпы слизеринцу не хотелось.
Набрав в грудь побольше воздуха, Флинт резким движением раздвинул белоснежную ширму и шумно выдохнул, крепче стиснув в руке сверток: прикроватная тумбочка гриффиндорца буквально ломилась от сладостей, открыток и неразвернутых свертков различной формы. Словно Вуд в лазарете больше месяца лежит, а не попал туда несколькими часами ранее, поймав грудью бладжер, пущенный слизеринским загонщиком Люцианом Боулом.
Постояв около полминуты, и понаблюдав за спящим Оливером, он мягко потормошил его за плечо, а затем грубо толкнул, поняв, что тот спит крепко.
- Эй, Вуди, просыпайся, - шепотом произнес он, ещё раз оглянувшись назад. Целительницы на поле зрения не наблюдалось, поэтому он толкнул сильнее. – Вуд!
Вуд вскочил, как ужаленный, и уставился на Флинта, весь сонный и взъерошенный. И тут же поморщился от боли, схватившись за бок: костерост, все-таки, неприятная штука. Маркусу понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что у Оливера сломано ребро, может не одно.
- Вот не умеют летать и садятся на метлу, - проворчал он, отодвигая одеяло, присаживаясь на краешек кровати и кончиками пальцев дотрагиваясь до бинтов на груди.
- Ты что здесь делаешь? – такта Вуду было не занимать. Впрочем, как и Флинту, нагло вломившегося в больничное крыло в неположенное время, и бесцеремонно растолкавшего спящего больного.
Флинт одернул руку и моргнул. Глупо, наверное, будет сказать, что переживал, и все послематчевое время провел как на иголках. Марк выдавил кривую улыбку:
- Пришел оценить масштабы катастрофы, нам с вами ещё ответный матч играть через пару дней, а команда без вратаря – сам понимаешь… - разумеется, он хотел сказать вовсе не это.
В глазах Оливера промелькнуло разочарование. Он пощупал бинты, коротко вздохнул и откинулся на подушку, обиженно глядя на слизеринца. Тот, в свою очередь, тихо выругался и ссутулился, окончательно смяв в ладонях оберточную бумагу свертка.
- Ясно, - протянул Вуд, закрывая глаза, и натягивая одеяло до подбородка.
Марку на миг показалось, что тот его сейчас прогонит, или же вызовет мадам Помфри, как в прошлый раз, когда они с Монти заявились к нему с вопящей открыткой с пожеланиями скорейшего выздоровления и двумя веточками камыша. Тогда ходили слухи, что гриффиндорский вратарь подал заявку в Паддлмир Юнайтед. Слизеринцы же метили в Соколы Сеннена, считая ПЮ детским садом.
- Уже не болит, - вдруг произнес Оливер, разлепив сухие губы. – Щекотно немного.
И совсем по-детски улыбнулся. Марк облегченно выдохнул и заметно расслабился: не выгонит.
- Будь осторожнее в следующий раз, Боул извиняться не придет, а… В общем, держи, - он как-то неловко сунул сверток в руки Вуда и поймал изумленный взгляд юноши. – Намного приятнее костероста, в следующий раз используешь, если что, охлаждает и вообще… Можно использовать и в других целях, - по губам Флинта скользнула развратная ухмылочка.
Развернув сверток, Ол выудил на свет маленькую баночку с мазью болотно-зеленого цвета и толкнул Маркуса ногой.
- Спасибо, - смущенно улыбнулся он, пряча мазь под подушку.
10 июня 1998 года, раннее утро
Я соглашусь.
[Было нацарапано на маленьком клочке пергамента, без подписи]
12 июня 1998 года
6/14, 9. Жду с нетерпением.
Ф.
[под строчками нарисована подмигивающая рожица]
***
Два дня Оливер не жил. Он считал часы и минуты, плохо спал по ночам, мало ел и играл из рук вон плохо, обрушивая на себя шквал недовольства и негодования не только тренера, но и всей команды, которой из-за его рассеянности раз за разом приходилось отрабатывать комбинации. Но ему было все равно, он по инерции виновато улыбался, извинялся, но мыслями он был не там, не с ними, не на огромном квиддичном поле, посреди трибун и холодного, уже знакомого ветра. Всеми своими мыслями и каждой частичкой своего существования он был с ним, в крошечной серой комнатке на втором этаже. Прямо и направо.
Дома дела у него тоже не ладились - все валилось из рук. Чашки бились об пол, сова клевалась, заставляя хозяина плотно сжимать обветренные губы, кофе и супы выкипали, безжалостно заливая плиту, перья странным образом исчезали, не давая возможности сразу же ответить на пришедшую почту. С наступлением ночи сон не шел, Оливер ворочался, крепко жмурился, пытался считать сов, гиппогрифов и даже бладжеры, но мысли вновь и вновь возвращали его в ту самую комнатку, по ступеням вверх, прямо и направо.
Ему казалось, что он помнил абсолютно все, каждый их день там, начиная еще со школы. Помнил скрипучий деревянный пол, холодную кровать, серое, бесцветное небо за пыльным оконным стеклом, помнил слова и дыхание, прикосновения и даже интонацию, теплые сильные руки, черные глаза, крепкие объятия и биение сердца. Помнил все детали, даже запах. Помнил и воспроизводил все это в воображении, а сна так и не было. Тогда он начинал представлять и рисовать себе сценарии предстоящей встречи, придумывать что и как сказать, как улыбнуться, как обнять. Как сделать так, чтобы не выглядеть глупо и нелепо, чтобы понравиться ему в очередной раз, удивить. Размышляя и мечтая, Оливер засыпал уже под утро, чтобы проснуться через пару часов и заставить себя тащиться на тренировку, а после, вернувшись, снова лечь и думать о том, как следующую, третью ночь, будет встречать вместе с ним, тонуть в его объятиях и запахе.
В роковой день у него предательски тряслись руки, а сердце почти выпрыгивало из груди. Он волновался, как мальчишка, как школьник, хотя на подсознании знал, что ничего не изменилось, что он - такой же, как два месяца назад и еще пару до этого. Он знал, что переживает зря, но переживал, знал, что зря боится, но боялся, будто за это время между ними двумя могло произойти что-то непоправимое, будто могла пролечь пропасть. Ему не хотелось об этом думать, не хотелось даже допускать подобной мысли, а лишь хотелось убедиться в том, что он все тот же, родной, желанный и любимый.
Прямо и направо. Оливер свернул и остановился перед закрытой дверью, собираясь с силами и унимая неуловимую дрожь во всем теле. Прикрывая глаза на секунду, он не верил, что уже сегодня, сейчас увидит его, прикоснется к нему, возьмет за руку, обнимет, прижмется губами к его щеке, а потом и губам. Не верил, что у него будет целый вечер и родные, любимые черные глаза напротив - непозволительно много в такое неспокойное время. Выдохнув и решившись, Оливер толкнул ту самую дверь, не зная чего ожидать - пустоты или высокого силуэта у окна, но за со скрипом отворившейся дверью не оказалось ни того, ни другого. У Оливера моментально перехватило дыхание.
***
Смятый клочок пергамента четвертый день подряд путешествовал вместе с хозяином в кармане, отправляясь в разные точки Британии на задания, присутствуя при разборах полетов и совещаний со старшими по статусу. Этот листочек всего с двумя словами грел душу и давал надежду, не оставляя плохим мыслям места в голове. Я соглашусь. Всего два слова без подписи отправителя, но Флинт знал, кому принадлежит этот почерк, вряд ли бы спутал с сотнями похожих, потому что знал наизусть каждое письмо, присланное Оливером Вудом, выучил каждую букву, каждую закорючку и завитушку. Эту замысловатую «О» и острую «В», размашистые запятые и размазанные точки. Представлял улыбку Вуда в момент написания письма. Да, это были письма от Оливера Вуда, гриффиндорского капитана, бывшего неприятеля и единственного человека, ради которого Флинт сложил бы голову на плаху не задумываясь.
Четыре дня Маркус старался не думать о предстоящей встрече, боясь сглазить, спугнуть удачу, до последнего не мог поверить в то, что четырнадцатого числа шестого месяца он вновь встретится с личным проклятием из «той» стороны.
Во сне сознание предавало его, подсовывая картинки-воспоминания из прошлого: теплые ореховые глаза и поджатые губы, когда он смущается; теплые ладони и крепкие объятия, нежные слова и искреннюю улыбку, чуть смущенную, но такую добрую. Под утро сон приобретал эротическое содержание, и Флинт, поминая основателя своего факультета и его бабушек, старательно выводил мокрые пятна из простыней.
Днем он ходил на задания, отчитывался перед Лестрейнджем и Яксли, а если выдавалось свободное время, старался занять себя чем-нибудь: готовил, помогал ребятам по хозяйству, летал на своем стареньком Нимбусе 2001, и позволял себе запускать руку в карман время от времени, чтобы развернуть клочок пергамента и убедиться в том, что он настоящий. Дальше этих мыслей он не ходил, боясь представлять себе что-либо, планировать, мечтать. А ведь ночь такая короткая, и один Салазар знает, когда в следующий раз им удастся встретиться.
Наконец, наступил тот-самый-день, когда в девять часов вечера маленькая комнатка в Кабаньей голове станет свидетелем маленького счастья. Ровно до восьми вечера Флинт, как обычно, не позволял себе думать об этом: а вдруг, вызовут на задание? Вдруг, сорвется? Вдруг… не придет? В любом случае, он решил заранее не тешить себя надеждой, чтобы было не больнее разочаровываться.
Едва часы на кухне пробили восемь, Марк осторожно постучал в дверь комнаты Эдриана Пьюси, чтобы предупредить его об уходе. Пьюси был единственным, кто знал о Вуде, поэтому Флинт не стал утаивать цель отлучки, попросив отмазать перед ребятами. Похлопав верного друга по плечу, он вышел из дома, отошел на приличное от двора расстояние, миновал антиаппарационную зону и охранные заклятия, и аппарировал в Хогсмид, предварительно накинув на голову капюшон – на всякий случай.
Три галеона старику-бармену в Кабаньей голове взамен на старый медный ключ, десяток ступенек на второй этаж, двенадцать футов прямо и пять – направо. Поворот ключа, скрип двери, несколько шагов до подоконника, а потом до кровати, хруст старого дерева, вдох-выдох. Комната была прежней, и одинокий стул у низкого подоконника, и облупившаяся краска на оконной раме, и старенький комод в углу, и даже запах в ней стоял такой же, как лет восемь назад. Флинт глянул на настенные часы и с силой провел ладонью по лицу. Осталось меньше минуты: Оливер никогда не опаздывал. Флинт заволновался, как перед первым матчем за факультетскую сборную: тогда он в последний момент хотел убежать, но ему попросту не дали сделать это.
Наконец, за дверью послышались шаги. Марк напрягся, боясь повернуть голову, и упустил момент, когда вскочил с кровати и преодолел небольшое расстояние до двери, потому что в следующую секунду он стоял у двери, крепко обнимая вошедшего парня.
-
-
23.07.2012 в 01:26-
-
23.07.2012 в 18:00-
-
23.07.2012 в 19:00-
-
23.07.2012 в 20:06-
-
23.07.2012 в 20:11-
-
23.07.2012 в 20:29-
-
23.07.2012 в 20:30Хочу, конечно же.